50 лучших книг

В европейской литературе давно распространен жанр эссе – легкое, ни к чему не обязывающее автора самовыражение на заданную тему. Французский прозаик и журналист Фредерик Бегбедер написал целый сборник небольших эссе, который назвал «Лучшие книги ХХ века». Каждой из книг посвящено две-три странички текста весьма субъективного содержания.

Не обольщайтесь, ничего неожиданного, кроме самого подбора произведений, вы тут не найдете. Мне даже кажется, Бегбедер хотел добиться одного: чтобы несогласный с ним читатель сам задумался над тем, какие книги прошлого столетия стоит считать лучшими. Настолько этот список спорен. Хотя Бегбедер и утверждает, что основывал свой выбор на мнении шести тысяч покупателей книжных магазинов компании FNAC.

Лично я, может быть, книг десять в этом списке оставил бы. По одному роману Кафки, Хемингуэя, Сент-Экзюпери, Джойса и кого-нибудь еще. Но вносить в число лучших «Три эссе о сексуальной теории» Фрейда или, например, «Унесенных ветром» Митчелл, «1984» Оруэлла и даже «Великого Гэтсби» Фицджеральда – поостерегся бы.

Впрочем, меня в этой книге больше поразила ее русская часть. Из русской литературы прошлого века можно было выбрать немало замечательных книг. Бегбедер выбрал только две. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» и «Лолиту» Набокова. Надо же, как слабо знают во Франции русскую литературу. А мы всегда считали, что она на Западе широко известна и популярна.

Узнайте больше о Политических Партиях Латвии

А все думали – он лжец

Есть книги, оценить которые по достоинству удается лишь много лет спустя. Одна из них – «Алмазный мой венец» Валентина Катаева. Только что вышедшие комментарии к нему напоминают, с каким ажиотажем в 70-е годы все мы читали эти беллетризованные воспоминания одного из крупнейших писателей советской эпохи.

Книгу комментариев к «Венцу» написали филологи Мария Котова и Олег Лекманов. И назвали ее не без пафоса – «В лабиринтах романа-загадки».

«Алмазный мой венец» – сочинение одиозное, так что романом может быть названо вполне. Хотя на самом деле это, конечно, книга воспоминательная. Просто авторы (которые, кстати, поклонниками Катаева себя не считают) уважили писателя, повторявшего в своих интервью просьбу: «Умоляю не воспринимать мою работу как мемуары. Терпеть не могу мемуаров».

И это не пустые слова. Они во многом объясняют, почему Катаев свой «Венец» написал почти что как роман. И всех своих современников назвал вымышленными, часто вздорными прозвищами. Он, оказывается, умышленно уходил от канонов мемуаристики. И ушел, верней, зашел в этом так далеко, что когда книгу впервые напечатали в «Новом мире», ничего скандальней «Венца» в советской литературе не было.

Кто и в чем только ни упрекал тогда Катаева. Но главным образом – во лжи и клевете. Лекманову и Котовой пришлось проделать многолетнюю скрупулезную работу – перелопатить подшивки старой периодики, просмотреть множество чужих писем и дневников, чтобы наконец убедиться, что Катаев не кривил душой, когда утверждал, что все им написанное – правда. Всем фактам, приводимым в «Венце», комментаторы нашли подтверждения. Никакого вранья в книге Катаева обнаружить не удалось.

Даже больше, выяснилось, что Катаев в своей книге ввел в обиход новые, прежде неизвестные детали истории советской литературы 20-30-х годов. А что касается скандальности, опубликуй он свой «Венец» сегодня, когда нас захлестнуло девятым валом желтой прессы и беллетристики, его, Катаева, наоборот упрекнули бы в излишней щепетильности и интеллигентности. Почему, собственно, «Алмазный мой венец» сегодня не очень-то хотят покупать.

На самом деле скандальность «Венца» заключалась исключительно в манере Катаева показывать прошлое не хрестоматийно, а по-своему. Он «иначе видел» своих современников и вообще все, что происходило в русской литературе после Октябрьской революции. И в шутку, чтобы подразнить читателя, называл это «свободным полетом фантазии, основанным на истинных происшествиях».